О башнях консьержери, отражающихся в грязноватом зеркале Сены.
О башнях Нотр-Дама со своей странной незаконченностью тоскливо
глядящих, в склонившееся над ними небо. О его контрфорсах, похожих на
гигантские, сложенные за спиной, каменные крылья. Когда-нибудь,
собор, со страшным оглушающим скрежетом расправит их, и воспарит над
Сите, осыпая остров осколками и щебнем.
О хрустальном ковчеге хранящем в себе терновый венец, который он,
собор, конечно же, заберет с собой.
О башне сен-Жак, которая некогда была частью древнего храма, в котором
собирались усталые паломники, идущие ко Святому Иакову, теперь же она
одиноко топчется в небольшом сквере, будто ребенок, еще недавно
держащий за руку отца, а ныне потерявший его навсегда. С ней нет
больше ни Блеза Паскаля развлекавшего ее своими опытами, ни мастера
производящего дробь, который швырял с 50ти метровой высоты свинец.
О площади с египетским обелиском - первом арабском подарке, который
так символично расположился в самом центре Города.
О холме мучеников, вершину которого венчает величественный храм,
белеющий от дождя, символ нового Парижа, чистым белым листом на стопке
пожелтевшей бумаги. О кварталах окружающих его, где и сейчас не смотря
ни на что, еще можно ощутить едва уловимый аромат "праздника, который
всегда с тобой". Некогда здесь было пристанище художников, живших для
того, что бы творить, теперь здесь лишь их тени, творящие, для того
что бы жить "за пять минут, портрет или карикатура, 15 евро". Может
когда-нибудь среди них и появится новый гений, хотя 5 минут слишком
мало, людей слишком много, а 15 Евро слишком часто.
О парижанах, которых кажется, осталось ни так много в этом городе. Их
всегда можно узнать в толпе, по неб одежде, толстым шарфам, элегантным
беретам, и загадочным полуулыбкам на лицах, отражающихся в желтоватом
свечение уличных фонарей, изгоняющих мрак с парижских бульваров.
Париж никогда никого не оставляет равнодушным к себе. Его любят, им
болеют, его ненавидят, его призирают, его часто и бессмысленно
сравнивают с другими: с Римом, Лондоном, Веной. Хотя с последним у
него и вправду есть нечто общее. Только Париж - это одинокий скрипач в
потертом сюртуке с мятым беретом у ног, а Вена - это оркестр в
лакированных туфлях и черных фраках.
Как бы хотелось обо всем этом написать, но проклятье Чичероне
заключается в том, что у него никогда не хватает сил и терпенья. И к
тому же он знает, что уже многие описывали все это до него, и гораздо
лучше, чем он бы, когда-либо смог.
Счастье же Чичероне заключается в том, что если бы он мог, ему,
безусловно, было бы о чем написать.
написать гиду
ваше сообщение отправлено